Дитя войны: Как выживали подростки в Великую Отечественную войну

Сорочинского района Оренбургской области. Как и в Поволжье, на юго-востоке страны в то время был страшный голод, а дети испытали на себе тяготы военного времени.

Лидия Косыгина

– Мне было 12 лет, когда началась война, – вспоминает Лидия Дмитриевна. –Папа ушёл на фронт. Пятеро детей остались с мамой: младшей два года, старшей – четырнадцать. Уже в сентябре мы всем классом начали ходить в поле убирать просо. Увозили далеко в степь, с ночёвкой. Дёргали просо руками, а кто мог, работал серпом. Нас быстро научили вязать снопы и правильно укладывать их от дождя. Пропалывали пшеницу от полыни, чтобы зерно не горчило. Труд был очень тяжёлым: палящее солнце, руки чёрные, сами все грязные... А однажды ночью на лошадей напали волки. У кобылы, спасавшей своего жеребёнка, хищники разорвали бок.

Страху натерпелись – не передать.

Чем мы только не занимались тогда: обрабатывали запущенный яблоневый сад, делали запруду на речке для мельницы, сеяли бахчевые. Когда освободили от немцев Украину, нас послали на погрузку в вагоны зерна. Уставали так, что, бывало, упадёшь от бессилия и прямо в вагоне на полу или на зерне заснёшь.

Вот такой Лидочка была в 19 лет, 1949 г.
 

В поле я работала на домашней корове. Успела пропахать на ней только три дня: мама стала её доить, а вместо молока – кровь. Правда, потом нам дали другую корову. Мы доили её со старшей сест­рой, носили надои на молокозавод, где от нас требовали, чтобы жирность молока была не меньше 3,2 процента.

Проходили и военную подготовку. За нами закрепили военрука – молодого человека, вернувшегося с фронта с ампутированной по локоть левой рукой. Занимались с ним строевой, ползали по-пластунски, изучали немецкий язык, азбуку Морзе, разбирали-собирали автоматы, винтовки. А ещё таскали катушки с проводами для прокладки связи. Я в совершенстве научилась делать перевязки, выносить раненых с поля боя.

Не забывали и про школу – пилили для неё берёзы на дрова. Я в те годы мечтала стать хирургом, но учиться по-настоящему было некогда: из нашей семьи уроки посещали только я и младший брат, ходили в рваной одёжке и ботинках на деревянной подошве с парусиновым верхом. А чаще босиком, из-за чего ноги раздирали до крови, а на ступнях образовывались большие трещины. А вскоре школу заняли эвакуированными.

А как хотелось есть… Ели всё, что только можно было употреблять в пищу: жёлуди, жмых, серёжки тальника, болотную кугу, щавель, дикий лук. Мы голодали, хотя урожаи были богатыми. В степи стояли под завязку загруженные амбары. Мы веяли в них зерно, а старшая сестра и две её подруги возили его на элеватор на «полуторке» или на телеге. Девушки работали сутки напролёт, меняли только лошадей – животные не выдерживали такой нагрузки.

В колхозе было много рогатого скота, овец, свиней, лошадей, выращивали овощи, фрукты. Нам же разрешали собирать оставшиеся в поле колос­ки. Зерно приносили к старому мельнику, у которого было примитивное устройство, состоящее из двух каменных кругов. Ссыпали в него зерно, крутили ручку и получали муку. Каждую пятую кружку за аренду мельницы дед забирал себе. Мама нам давала по пол-литра молока, остальное – что соберёшь в поле. Удивительно, но никто не болел!

Когда стали постарше, сеяли семена табака, делали махорку, носили её на станцию продавать солдатам. Эшелоны с ними шли постоянно: на фронт или в тыл, где солдаты залечивали раны и увечья. На вырученные деньги покупали в магазине сладкий фруктовый чай. Мы ему так радовались, потому что сахара вообще не видели...

После войны Лидию взяла к себе в Котовск (Одесская область) родная тётя, чтобы девушка немного поправилась. На южном солнце и хорошем питании она расцвела и в 19 лет познакомилась с бравым фронтовиком Евгением Михайловичем Косыгиным. Молодые люди полюбили друг друга, расписались.

Родители жениха в то время жили в Зеленодольске, и пара переехала в наш город.

Вспоминая детские годы, 89-летняя Лидия Дмитриевна гордится тем, что она внесла посильный вклад в победу над врагом.