Николай Никифоров: У всех современных проектов в Татарстане одно начало — Рустам Минниханов

Очень рад, что наше интервью проходит по сути в вашем детище — Иннополисе. Он создавался во многом благодаря вашим усилиям, энергии и контролю.

— В Иннополисе в эти дни проходит прекрасная конференция ЦИПР, которая расшифровывается как «Цифровая индустрия промышленной России». Конференция насыщенная, показывает огромный интерес к Иннополису и разработкам, так что мы действительно в эпицентре событий.

Я бы хотел вернуться к истокам, когда в 2005–2006 годах начала разрабатываться система по электронному документообороту, система «Электронного правительства». Как пришла эта идея, кто стоял у истоков, почему вы решили заняться этой проблематикой?

— Мне кажется, в Республике Татарстан подобные проекты имеют лишь одно начало — это Рустам Нургалиевич Минниханов. Тогда он работал премьер-министром в республике, и все мы знаем его жажду использовать самые современные технологии. На то время ими оказался перевод из формы традиционного документооборота, из бумажной формы — в электронную.

Я хочу напомнить, что тогда не было смартфонов, планшетов. Это были обычные ноутбуки, но, тем не менее, даже начало их использования было настоящим прорывом. Члены Правительства Татарстана, главы районов тогда впервые стали избавляться от больших портфелей с бумагами, которые их везде преследовали, на любом совещании, в любой поездке. Все стало электронным, но самое главное, что скорость прохождения документов, а значит, принятия решений, победы республики с точки зрения участия в федеральных проектах, привлечение федеральных средств, реализация масштабных инициатив — все это получило нужное ускорение, следовательно, дало определенный результат.

Отчасти благодаря этому проекту и другим, которые были реализованы в республике с подачи Рустама Минниханова, вас заметили в Москве. Что вы чувствовали, когда вас пригласили возглавить Министерство связи России?

— Это прежде всего ощущение огромной ответственности. Наверно, в тот момент даже сложно осознать тот объем задач, который стоит перед такой высокой государственной должностью РФ. Но, с другой стороны, я опирался на опыт практических проектов, которые создавались здесь, в республике, поэтому было понятно, как и что можно развивать на федеральном уровне.

Если попытаться это охарактеризовать в нескольких словах, то это было развитие инфраструктуры. Мы все привыкли, что в Республике Татарстан практически везде можно найти качественно работающую мобильную связь, проводной интернет. Но если посмотреть на огромные просторы нашей страны, то в 2012 году, когда я пришел на работу, у нас были десятки населенных пунктов, размером по 10 тысяч жителей и даже больше, к которым вообще не вел никакой наземный кабель. Они работали через спутник. Это были не только населенные пункты, это был, к примеру, город Магадан (население в 150 тысяч человек), вся Камчатка с Петропавловском-Камчатским, город Норильск (180 тысяч человек), город Якутск (300 тысяч человек). То есть такие огромные населенные пункты не имели никакой инфраструктуры современной связи, пришлось ей заниматься.

Какие еще задачи стояли перед вами как перед министром связи?

— Следующее — госуслуги. Сегодня у нас более 70 млн россиян, которые зарегистрированы на портале gosuslugi.ru. В ходе опросов в начале 2018 года 62 процента жителей нашей страны сказали, что они предпочитают именно электронный способ взаимодействия с государством при получении госуслуг.

Третья большая тема — эта почта. В 2012–2013 годах международные посылки можно было получить в лучшем случае за месяц, а чаще — за полтора-два месяца. Если это был новогодний период, был настоящий коллапс. Мы видим, что сейчас посылка доходит дней за десять, если она международная. По России еще быстрее. Нам удалось хоть как-то модернизировать логистическую структуру, и полным ходом идет реформа почты.

Когда вас назначали, что вам сказал Рустам Минниханов?

— Были добрые слова напутствия. Я всегда чувствовал поддержку своей малой родины, никогда не терял с ней связи. Нельзя сказать, что это был долгосрочный сценарий. На самом деле такие решения всегда принимаются за очень компактный период времени, их принимают президент и председатель правительства. Так было в 2012-м, так происходит и в 2018 году.

За время работы советовались с Рустамом Миннихановым по каким-то вопросам?

— Постоянно были на связи, часто встречались в Москве либо я приезжал сюда. Конечно, было много советов, профессиональных и человеческих.

Вы ведь были самым молодым министром, когда вас назначали. У ваших коллег не было к вам предвзятого отношения: «А, он молодой! Да что он знает, что он умеет!»?

— Работы много, работа интересная. Там не до выяснений, кому сколько лет. Уже в 2017 году самым молодым членом правительства стал Максим Орешкин, мой коллега, министр экономического развития, поэтому это нормальный процесс. В Правительство России, как и в систему управления республики, приходит много молодых ребят. Я думаю, что никто никаких комплексов по этому поводу не испытывает. Нужно отдать должное руководству страны, Владимиру Путину и Дмитрию Медведеву, что они способны доверить такие ответственные участки исходя из профессиональных достижений и компетенций, а не из возрастных, национальных или каких-то других критериев.

Кроме того, что вы перечислили, что вы считаете успехами в своей работе и работе команды, которую вы сформировали?

— Конечно, была работа команды. В одиночку это сделать невозможно. У нас была сильная команда, которую тщательно собирали. Многие пришли из ведущих компаний, лидеров в информационной сфере. Самое главное, я бы еще раз хотел повторить, — это инфраструктура. В 2012 году интернетом пользовалось примерно 50 процентов населения, в 2018-м — примерно 80 процентов. В 2012 году в стране не было 4G, мы запустили 4G. В 2018-м мы запустили первые две пилотные зоны 5G. Одна из них, кстати, здесь, в Иннополисе. Мне посчастливилось стать свидетелем запуска сразу двух новых стандартов технологий связи и беспроводной передачи данных. Важно, что Россия идет в ногу с ведущими странами мира.

Также я хотел бы отметить задачи по импортозамещению. Мы всегда старались отстаивать права российских разработчиков программных продуктов. В каком-то смысле нам в этом помогли геополитика и санкции наших западных коллег в отношении России. Например, появился реестр отечественного программного обеспечения.

Сложно посчитать, какой именно дополнительный заказ получили российские разработчики. Только по федеральным органам власти речь идет о нескольких миллиардах рублей. Это деньги, которые пошли российским программистам, то есть деньги налогоплательщиков тратятся именно на закупку отечественного ПО. Такого раньше не было, закупалось около 20 процентов российского софта, сейчас более 65.

Вам как-то помогло то, что Россия принимала ряд спортивных событий мирового масштаба?

— Для Казани это была Универсиада, когда был испытан целый ряд цифровых новинок, потом были Сочи, сейчас чемпионат мира по футболу. Мы первыми в мире внедрили так называемые паспорта болельщика. Понятно, что это требует дополнительной процедуры оформления, но это точно лучше, чем проводить сложный физический осмотр при проходе на стадион. Паспорт болельщика — это некий баланс между удобством и безопасностью.

Кстати, коллеги из ФИФА очень переживали на эту тему, долго не согласовывали нам этот проект, но нам удалось убедить и не подвести. Напомню, когда президент Международной федерации футбола ФИФА Джанни Инфантино с Владимиром Путиным вручали те самые паспорта болельщика, Инфантино признал, что, пожалуй, это может стать действительно стандартом по обеспечению безопасности для будущих чемпионатов мира по футболу.

Были самые разные события, многие из которых сложно предугадать. Например, события, связанные с Крымом. Мы оперативно провели интеграцию системы связи Крыма в условиях сложного референдума, который происходил под серьезным нажимом со стороны Украины. Тем не менее все удалось провести, обеспечить необходимую связь, быстро интегрировать систему связи Крыма в общую систему РФ.

Что не удалось сделать? За что бы вы сами себя раскритиковали? Что бы пожелали дальше развивать вашим коллегам, которые пришли после вас?

— У нас подобная дискуссия была на форуме в Сочи. Говоря о главной недоработке, я привел такое сравнение: на отрасль сельского хозяйства из федерального бюджета в год выделяется примерно 230 млрд рублей. Это субсидии, льготные кредиты и т.д. На ИТ-отрасль в виде помощи отечественным разработчикам ПО выделяется ноль рублей ноль копеек. Все эти годы, особенно после событий 2014 года, ежегодно в рамках принятия федерального бюджета я на всех уровнях бился и отстаивал предложение о том, что необходимо оказывать такую же точечную поддержку. Мы говорили о значительно меньшем объеме средств, 5–10 млрд рублей, которые позволили бы поддержать отечественных разработчиков. К сожалению, этого сделать не удалось.

С другой стороны, удалось принять программу «Цифровая экономика». Я думаю, что в рамках нее новый состав правительства, новая команда министерства смогут реализовать и такие идеи. Самой главной недоработкой я считаю, что наши разработчики ПО не получили прямой финансовой поддержки из российского бюджета. Закупки за бюджетный счет мы в каком-то смысле «завернули», но прямой поддержки, как это делается в сельском хозяйстве, в машиностроении и ряде отраслей, добиться не удалось. Это было понятное сопротивление финансово-экономического блока правительства, денег на все не хватает, нужно выбирать какие-то приоритеты.

Они считают, что ИТ-отрасль так и так может себя прокормить?

— Есть такой стереотип, но я считаю, что ИТ-отрасль в условиях цифровой экономики — это одна из стратегически значимых отраслей. Она не менее важна, чем строительство дорог, мостов или развитие сельского хозяйства. В хорошем смысле мы все от нее зависимы, и нам очень важно поддержать именно российские разработки, чтобы получить такой стратегический задел.

Есть шанс получить?

— Мне хочется пожелать успехов новой команде, и вице-премьеру Максиму Орешкину, и министру Константину Носкову. Мы товарищи, знакомы много лет, много лет вместе работали. Я уверен, что у них и это получится, и многие другие направления.

Уже несколько лет в Иннополисе создаются отечественные решения для работы с документами «МойОфис», отечественная мобильная операционная система Sailfish OS. На какой стадии их разработка сейчас?

— Тот же Sailfish активно используется на «Почте России», около 20 тысяч почтальонов используют мобильные устройства именно на этой операционной системе. В 2019 году вступают определенные запреты на использование зарубежных ОС в мобильных устройствах государственных служащих, то есть использование будет еще шире. Везде идет постепенное внедрение. «МойОфис» также используется в ряде государственных структур. Это хороший пример мягкого протекционизма.

Будет круче Microsoft Office?

— Они могут быть круче при том же уровне затрат. Штат программистов и объем затрат Microsoft Office и «МоегоОфиса» несопоставимы. Сможет ли Россия дать такой же объем заказа? Нет, не сможет. Несмотря на то что мы являемся рынком номер один по числу пользователей в Европе и занимаем седьмое место в мире, этого объема рынка не хватит, чтобы полностью окупить ИТ-компании мирового уровня.

Сможет ли Яндекс стать таким же большим по выручке или по другим параметрам, как Google?

— Если будет работать в России, никогда не сможет. Если начнет серьезную мировую экспансию, то сможет. Потенциально. Я считаю, что по технологиям он даже где-то превосходит Google. Вопрос в стратегии. Нужен доступ к финансированию, нужен определенный уровень политической и стратегической стабильности в этом вопросе.

То, что из уст Президента России уже в двух посланиях к Федеральному собранию мы услышали поддержку темы цифровой экономики, это очень важно. Это слышат инвесторы, разработчики, сегодняшние школьники, то есть будущие студенты вузов, где есть ИТ-специальности. Далеко не в каждой стране глава государства в ежегодном послании говорит про цифровизацию, искусственный интеллект, робототехнику. Посмотрите послание Путина в декабре 2016 года и в марте 2018-го — вы везде найдете эту терминологию.

Я считаю, что это очень здорово, как и то, что для России сейчас уникальное время и она сама — уникальное место. Ведь здесь есть такие города, как Иннополис, другие наукограды, чтобы осуществлять технологический прорыв. С опорой на такую политическую поддержку от первого лица страны и всей системы исполнительной власти. Мы счастливчики, что оказались с вами в это время и в этом месте. У нас есть все возможности, чтобы самые смелые проекты и амбициозные технологические проекты воплотить в жизнь.

На днях в Иннополисе открыли Национальный центр компетенций в области робототехники и мехатроники. Финансирование, по некоторым оценкам, под 2 миллиарда рублей на четыре года. Что будет на выходе? Когда ждать конкурентную продукцию?

— Давайте разбираться, что является критерием успеха технологического предпринимательства в России и, в частности, в Иннополисе. В конечном счете это экономический показатель: выручка компании, заработная плата, объем налогов, который пришел в муниципальный или региональный бюджеты. На днях распространялся рейтинг городов России по средней заработной плате, по уровню доходов и налогу на НДФЛ. Оказалось, что Иннополис — это номер один в Республике Татарстан, который обгоняет даже нефтяной Альметьевск, где порядка 55 тысяч рублей на жителя, а здесь — 84 тысячи рублей. Это, пожалуй, самый важный показатель. При этом Иннополис только три года работает. Когда Иннополис проживет столько же, сколько Альметьевск, можно будет справедливо судить, и даже гораздо быстрее. Я уверен, что в следующем году это будет не 84, а 100 тысяч рублей. Это деньги, которые действительно платятся за высококвалифицированные рабочие места, значит, есть какой-то экономический смысл.

Что будет означать успех центра робототехники?

— Успехом будет то, что из него выйдут технологии или даже компании, которые будут экономически успешными, продавая свою продукцию или технологии в России или даже в глобальном, мировом масштабе. Такая цель у нас и есть. В каком случае будут покупать наших роботов? Если они будут экономически эффективными.

Приведу пример. Есть процедура добычи нефти, у нее есть определенная себестоимость. Она формировалась годами и даже десятилетиями. Представьте, что с помощью робототехники или других технологий можно повысить эффективность добычи на 15 процентов. Это будет означать, что компания, которая это внедрит, даст невероятное конкурентное преимущество. Такие разработки ведутся самыми разными компаниями.

Хороша та технология, продвижение которой невозможно остановить. Когда будет осуществляться настоящий технологический прорыв, его никто не остановит, потому что экономика сама перевернет ситуацию. Технология внедрится естественным образом. Вот такие технологии и должны быть у Национального центра компетенций и мехатроники, который создается здесь.

Это большое достижение, мы прошли сложнейший конкурс, в котором участвовали несколько десятков вузов. То, что Университет Иннополис в хорошем смысле слова обошел своих конкурентов и Центр сформирован именно здесь, говорит о качестве человеческого капитала и уровня тех разработок, которые здесь осуществляются. Напомню, что этот Университет занимает четвертое место в стране среди всех инженерных вузов по уровню баллов ЕГЭ среди абитуриентов. В него очень сложно поступить, исходя из критериев баллов ЕГЭ. Впереди только Физтех, питерский ИТМО, который побеждает на всех международных олимпиадах по программированию, и МИФИ. Мы обогнали даже МГУ, куда поступить чуть проще, чем в Университет Иннополис с точки зрения инженерных специальностей.

Как вы считаете, в нашей стране на сегодняшний день есть тенденция к наращиванию людей, занимающихся ИТ-технологиями? Достаточно программистов? Сколько еще университетов нужно открыть, каков дефицит?

— Дефицит очень большой. Мой любимый политический лозунг во время работы министром был: «Нашей стране нужен миллион программистов». Сейчас у нас их около 400–500 тысяч человек, а в действительности нужен миллион. Когда пришел на работу в 2012 году, все наши российские вузы вместе взятые по бюджетному заказу выпускали примерно 27 тысяч айтишников в год. Это невероятно мало. Миллион такими темпами не достичь.

Каждый год с Минобром мы сражались, воевали и отстаивали увеличение этих цифр. В какой-то год было 10 процентов, когда-то удавалось на 30 процентов. Сейчас это примерно 40 тысяч человек в год. Очень серьезный рывок. Программистов мы стали готовить гораздо больше. Дело, конечно, не только в количестве, но и в качестве. На базе Университета Иннополис в том числе мы разрабатываем новые методики обучения, изучаем мировой опыт. Факт в том, что спрос значительно превышает предложение.

Вы сейчас возглавляете наблюдательный совет Иннополиса. Вы продолжите в нем работать?

— Дмитрий Анатольевич Медведев обратил внимание на Университет Иннополис и поручил продолжать обязанности председателя наблюдательного совета. Прямо скажу, это работа очень непростая. Университет Иннополис не получает бюджетного финансирования. Источник его существования — это средства различных компаний, которые поступают в виде пожертвований. Это сложная ежедневная работа, которая требует серьезной отдачи. Когда компании выступают спонсорами, они справедливо требуют достаточно серьезных результатов.

Это только татарстанские компании?

— Нет, это компании федерального уровня. Их несколько десятков. Просто крупные компании и компании из ИТ-сферы. Предприятия Татарстана тоже принимают в этом участие.

Мы ведем работу по привлечению средств и намерены продолжать. Наша цель — чтобы Университет Иннополис где-то на рубеже 2022–2023 годов вошел в мировой топ-100 по профилю Computer Science (пер. с англ. — Информатика). Это, конечно, требует определенной поддержки, поэтому я продолжу эту работу. Это мой личный вызов, но здесь очень сильная команда. Напомню, что в Университете Иннополис работает профессорско-преподавательский состав из 21 страны мира, а учащиеся приехали из 30 стран.

Минсвязи курировало Почту России в той или иной мере? Почему так получилось, что топ-менеджеры компании получали огромные деньги? По этому поводу даже были скандалы федерального уровня, верно?

— Все премиальные выплаты, которые были сделаны, посчитали по формулам, утвержденным постановлением правительства. Это просто была арифметика, которая следовала из прибыльности предприятий и эффективности их работы. Скажу более того: мы объем этих премий снижали. Все расследования, о которых говорили, закончились тем, что никакого состава преступления в этом не было.

При этом рядовой почтальон получает копейки и вынужден еще торговать сопутствующей продукцией. Сегодня в стране дефицит почтальонов, люди увольняются, потому что работа тяжелая, и мы сталкиваемся с этой проблемой. Почему возникла такая ситуация? Почему у почтальонов зарплаты 6 тысяч рублей?

— У почтальонов нет такой зарплаты. Средняя зарплата сегодня составляет около 21 тысячи рублей. Часто сотрудники в малых населенных пунктах работают неполный рабочий день. Это все равно лучше, чем если бы почтовые пункты в селах закрывались. Заработная плата сотрудников всегда была для нас главным приоритетом. Все эти годы зарплата чаще всего росла темпами, превышающими темпы инфляции, то есть был рост. Заработную плату удалось поднять с 12–13 тысяч в среднем до 21 тысячи, и она будет продолжать расти.

Что касается работы почтальонов, поверьте, если сравнить ситуацию 2012 и 2018 годов, это небо и земля с точки зрения заработной платы, комплектности штата. Удалось ли сделать всё? Конечно же, нет. Мы примерно на середине пути. Я думаю, что 2022–2024 годы — это период, когда почта может действительно стать предприятием с уже действительно достойным уровнем оплаты труда и совершенно современным обликом. Предстоит очень большая работа. Сейчас она заблокирована тем, что нет того самого закона об акционировании. Очень ждем его принятия.

Подписка падает, люди говорят: все равно почтальона нет, некому газеты носить, зачем нам подписываться? Как с этим быть?

— Что касается подписки. Подписка всегда год от года снижалась, как в России, так и во всем мире. Ежегодный естественный спад объемов подписки — около 10 процентов. Она увеличилась где-то в 2014–2015 годах, когда правительство из-за экономического кризиса того периода было вынуждено сокращать расходы бюджета. Почта России получала около 3 млрд рублей дополнительной субсидии, чтобы тарифы на подписку не росли, — эта субсидия ушла. Стал ноль. Тарифы были скорректированы по себестоимости, хотя осталось много скидок. Тем не менее это было существенно, подписка просела чуть ниже. Сейчас она находится на стабильном уровне, на стабильном планомерном падении примерно по 10 процентов в год. Это просто переход на получение информации через интернет. Тем не менее я полностью с вами согласен, что подписка и печатные СМИ должны оставаться как отдельные институты сферы массовых коммуникаций. Они нуждаются в определенной поддержке. Почта старалась теми или иными способами — скидками, льготами — это дело поддерживать.

2024 год — это через 6 лет, подписка падает на 10 процентов в год. Почтальонам будет что носить?

— Сегодня почтальоны в основном носят посылки. Практически уже нет бумажных писем, падают подписные тиражи печатных СМИ. Сегодня это интернет-торговля. Она занимает примерно 3 процента от общей розничной торговли по всей стране. В 2012 году мы доставили примерно 21 млн международных посылок, а в 2018-м это 300 млн. Идет рост не на проценты, а на порядок, в разы. Если мы возьмем, например, Китай, то там сегодня электронная коммерция это не 3 процента, а 15–17 процентов, в США — 10–12 процентов. Это говорит о том, что у нас посылок станет еще в 15 раз больше как минимум. Это тоже новый технологический вызов для «Почты России», поэтому, кстати, мы строим такие логистические центры, как в аэропорту Казани.

Там тоже были свои проблемы типа хищений. Надеюсь, все это разрешится.

— Да, с этим боремся. Каждый год при поддержке министерства и самостоятельно возбуждалось не менее сотни уголовных дел по фактам хищений на Почте России. Понятно, что какой-то процент для потенциала совершения таких преступлений там остается, но в целом эту проблему, я считаю, удается искоренить.

В передаче ComedyWoman гениально их спародировали. Пришла девушка за посылкой, а сотрудница почты сидела в ее платье и пыталась продать. Конечно, жители РФ «Почту России» очень любят — и прямо, и в кавычках. Мы видим большое количество в том числе фольклорных проявлений этой любви.

В 2016 году при участии государства был создан российский розничный «Почта Банк». Для чего это было сделано?

— Мы создали «Почта Банк», чтобы при имеющейся сети отделений хоть как-то повысить выручку и дополнительный доход, ведь федеральное правительство с 2014 года не оказывает никакой поддержки с точки зрения финансов «Почте России». Это полностью самостоятельно работающее предприятие, которое при этом не может закрыть ни одно отделение. Мы не даем этого сделать.

Нам надо выдерживать сложный баланс между официальными обязательствами и рыночной конкуренцией. В крупных городах у «Почты России» много конкурентов, а вот где-нибудь в якутских болотах почему-то ни одного конкурента нет, никто не хочет туда идти. Там только «Почта России» несет все расходы, тем не менее у нее такая миссия.

Что нужно сделать для успешного развития «Почты России»?

— Нужно принять закон об акционировании. Хочу подчеркнуть, что акционирование — это не приватизация. Это просто преобразование из архаичной формы федерального государственного унитарного предприятия в акционерное общество. Но все акции на 100 процентов будут в собственности РФ. Акционирование позволит почте применить целый ряд новых подходов к управлению, которые позволят продолжить реформы, в том числе повышать заработную плату.

Когда это состоится?

— Законопроект находится в Госдуме. Мне посчастливилось присутствовать в Госдуме, когда депутаты приняли его в первом чтении. В середине июня будет второе чтение. Я уверен, что буквально в июне-июле он будет принят. Сама процедура акционирования должна проходить до конца 2018 — начала 2019 года.

Еще один серьезный вопрос — телекомпании. Огромная работа проведена министерством, включены мультиплексы и т. д. Почему-то очень мало думают о том, что делать региональным и муниципальным компаниям. Потому что их же сейчас «выбрасывают» федеральные партнеры. В Татарстане порядка 19 телекомпаний, мы нашли выход — создали телеканал «Татарстан-24», который вещает по всей республике. Этот телеканал заключил договор с местными ТК (Челны-ТВ, Нижнекамск-РТВ, Альметьевск-РТВ), и у нас есть свои врезки в общую трансляцию. Но не все по стране же так сделали. Какое у вас видение по этой теме? Какую вы видите перспективу? Местные новости нужны же людям. Где они будут — на 50-й, 500-й кнопке? Как им входить в кабель?

— Вообще сама природа телесмотрения очень сильно изменилась. Если раньше было эфирное телевидение, то сегодня треть — эфирное ТВ, треть — кабельное ТВ, треть — спутниковое. Причем все это сложно перемешано. Еще появляется теперь телесмотрение через планшеты и смартфоны, которое идет через мобильный интернет, которое, кстати, перейдет к отказу от концепции эфирного вещания. По сути, у каждого жителя с помощью мобильного устройства появится «сам себе телеканал», который будет ему давать ту информацию, которая ему нравится, на которую он позитивно реагирует и т. д. Мы уйдем от традиционной эфирной сетки.

Телевизора не будет?

— Телевизор будет, но у каждого будет свой индивидуальный телеканал, уникальный своим контентом. Мы идем к этому. Сейчас мы ушли от того, что эфирное телесмотрение — это 100 процентов. Треть — эфир, треть — кабель, треть — спутник. Начинает расти доля мобильного интернета.

Исходя из этого, меняется логика того, что делать с местным контентом. Его никто не выключает из вещания, просто в основе нет экономической модели. Аналоговое телевещание очень дорогое, поэтому, кстати, была предпринята идея по переходу в цифровой формат, когда, по сути, в рамках одного традиционного телеканала упаковывается десять цифровых. За счет этого мы смогли в сельской местности обеспечить показ двух мультиплексов или 20 ТВ-программ одновременно.

Что делать региональным каналам — с точки зрения кабеля принята поправка в федеральный закон, появилась 21-я кнопка. То есть на 21-м канале в кабеле обязательно должен быть тот канал, который определен регионом.

Это про областные каналы, а есть же много каналов внутри региона. Как с этим быть?

— Что касается муниципальных каналов, нужно просто выбрать правильную логику доставки этого сигнала. Считаю, что это может быть кабель и интернет. С точки зрения эфира ни у кого нет денег, чтобы это оплатить. Возможно, где-то есть очень богатый муниципалитет, который способен понести в бюджете расходы на содержание собственного канала, но вряд ли это модель для страны.

Самые эффективные — это кабель, где-то может быть спутник (но опять-таки это дорого) и интернет. Поверьте, доля интернета будет расти фантастическим образом. Я уже приводил цифру, что было 50 процентов пользователей, стало 80. То есть телевизоры с помощью дополнительных приставок становятся по сути монитором компьютера. Я убежден, что это придет очень быстро: буквально три года, и мы получим совершенно другую структуру телесмотрения в стране. Думаю, региональным и муниципальным каналам нужно об этом задуматься и сегодня начать реализовывать альтернативные способы доставки этого контента.

Вы наверняка в курсе, что Соединенные Штаты все равно лет на десять опережают нас в плане обеспеченности интернетом.

— Не во всем. Сотовая связь у нас точно лучше.

Исследования показывают, что человек по сути своей ленив и копаться в интернете не для него. Допустим, я житель Бугульмы и хочу смотреть новости, я должен искать их в Сети?

— Это будет в кабеле. Бугульма — город, где точно развито кабельное телевидение. Если мы говорим о малых населенных пунктах, мы подключили уже десятки тысяч сел, где проживает более 250–500 жителей. Туда приходит волоконно-оптический кабель. В течение полугода, по нашей статистике, примерно половина дворов подключат к себе это кабельное телевидение и начнут смотреть не 20 каналов из эфира, а 100 каналов высокой четкости, приобретая платные подписки. Там может быть муниципальный канал.

Нам нужно содержать штат, операторы должны снимать, журналисты деньги получать. Как это сделать?

— Либо это каким-то образом субсидирует государство, либо бизнес, что вряд ли. Другого не дано. У нас нет какой-то модели тратить деньги из федерального бюджета на содержание муниципальных телекомпаний. Во всем мире это рекламная основа.

Я считаю, что Республика Татарстан как раз очень эффективно самоорганизовалась за счет холдинга «Татмедиа», который позволяет добиваться серьезной отдачи за каждый вложенный рубль. Функционирует большое количество редакций, в том числе на муниципальном уровне. Это большое достижение. Если бы эту модель взяли на вооружение все 85 субъектов РФ, то, конечно, муниципальных каналов и печатных изданий было бы гораздо больше. Татарстану это удалось.

Не могу пройти мимо одной из самых скандальных тем последнего времени — блокировки Telegram. Будучи министром, вы косвенно высказывали свою позицию, что поддерживаете решение, но душой против. Сейчас, когда вы свободны от государевых уз, выскажите свою позицию.

— Моя позиция никак не меняется в зависимости от того, работаю я на государственной должности или нет. Надеюсь, ни по каким вопросам у меня не будет разных трактовок. Возьмите мое выступление на правительственном часе в Госдуме в октябре 2017 года. Один из депутатов тогда тоже спросил, насколько эффективна эта система блокировки. Я открыто в Госдуме, которая и приняла все эти законы о блокировках, сказал, что система блокировок в интернете неэффективна. Я сказал это публично и сейчас готов повторить.

Тем не менее исполнительная власть выполняет законы, которые зачастую приняты при определенном эмоциональном и геополитическом фоне. Например, антитеррористический пакет принимался после нескольких крупных терактов, включая теракт в Волгограде. Еще ряд поправок в законы принимались как ответные меры на введенные против России санкции со стороны запада.

Нужно признать, что такой линейный подход с точки зрения блокировок может быть осуществлен только в случае принципиальной перестройки и изменения самой схемы связей в стране. Нужно тогда взять под контроль все входящие и выходящие интернет-каналы, которых сегодня около сотни. Нужно поставить специальное оборудование. Это будет нечто близкое к тому, что называют «великий китайский файервол». На это может потребоваться два-три года и серьезные вложения. Правильный ли это путь для России — сказать сложно. На самом деле этого ответа нет ни у кого в мире.

Почему блокируют Telegram?

— Потому что по новому закону его признали организатором распространения информации. Это случилось, потому что у ФСБ есть информация, что мессенджер использовался террористами при координации террористических актов. Могут ли другие мессенджеры-организаторы распространения информации так же ими пользоваться? Могут. Произойдет ли это в какой-то день? Не дай бог, но фактически это возможно. В таком случае и они попадут в раздел организаторов распространения информации, когда будут конкретные документальные подтверждения.

По какому пути идти в таких вопросах?

— Если мы в рамках антитеррористического пакета начинаем с 1 июля этого года реально с 1 октября собирать, записывать и хранить весь интернет-трафик, то, может быть, эффективнее научиться работать с этим хранимым трафиком, чем вводить ограничения и, наоборот, выталкивать тех же российских пользователей от российских систем в сторону зарубежных. В отношении российских систем юрисдикция России может быть полноценно применена. А как применить блокировки в отношении Google, Apple, Facebook? Это фактически невозможно. Можно просто пытаться блокировать доступ, но даже вся история блокировки Telegram связана не с Telegram. Его заблокировать не могут не из-за Telegram, а из-за того что все наши смартфоны находятся под управлением двух операционных систем — Google Android и Apple iOS. Проблема в том, что нам не принадлежит сама экосистема этих устройств. Поэтому корень проблемы чуть глубже.

Владимир Путин ответил на вопрос про блокировку Telegram во время «Прямой линии».

— Отрадно, что президент нашей страны прокомментировал это и сказал, что у нас нет самоцели что-то запрещать. Я хочу подтвердить, что это действительно его глубокая позиция. Я слышал ее на многих совещаниях, даже внутренних. Но безопасность и все прочие вопросы — это вопросы, по которым мы должны бескомпромиссно обеспечивать соблюдение законодательства.

Это сложная развилка. Ответа в мире нет. Для этого нужно пройти определенный технологический юридический путь. Вот Россия и целый ряд стран его проходят. Почему такой проблемы нет в США или других странах блока НАТО? Очень просто. Весь ответ кроется в операционных системах. Как мы знаем из целого ряда закрытых материалов, которые попали благодаря известным утечкам в широкий доступ, вся история в том, что эти компании (Google и Apple) напрямую сотрудничают с Агентством национальной безопасности США. Таким образом, нет никакой необходимости получения ключей шифрования. Все, что вы печатаете, смотрите, фотографируете или просто где-то ходите со своими смартфонами, потенциально находится в руках АНБ.

Наши-то почему не изобрели телефоны, которые бы стали популярны?

— Отечественная мобильная операционная система Sailfish, которая разрабатывается в том числе в Иннополисе, — это попытка РФ собрать коалицию многих стран вокруг монополии Google и Apple. Мы считаем, что Sailfish — это единственный шанс мирового IT-сообщества, чтобы сделать какую-то альтернативу. Мы против запретов, но важно, чтобы всегда была альтернатива.

Когда вы узнали, что не входите в состав нового Правительства России, что почувствовали — облегчение, радость, грусть?

— Первое — это приятная усталость от большого объема проделанной работы. Второе — желание проявить себя в новых технологичных проектах. Ну и плюс был целый ряд напутственных поручений. Мы говорили про Университет Иннополис, есть и другие задачи, которые председатель правительства поручил четко отслеживать.

Это будет сфера технологического предпринимательства. Сегодня газета «Ведомости» вышла с новостью о том, что я зарегистрировал две компании в Иннополисе. Это действительно так, первые юридически значимые шаги на этом пути. Я искренне верю, что в РФ сегодня лучшее время и место, чтобы осуществлять эти технологические прорывы. Я считаю, что у нас это круче, чем в США, Европе или Китае. Я считаю, что если не лениться и действительно заниматься разработками прорывных технологий, то можно очень хорошо преуспеть. Это значит высокооплачиваемые рабочие места, хорошие налоги, высокий уровень жизни и наше технологическое лидерство.

Почему выбор пал именно на Иннополис в плане регистрации компаний?

— Здесь создана комплексная экосистема, жилая и социальная инфраструктура, ОЭЗ, Университет, который выступает достаточно серьезной «воронкой» по отбору кадров. Конечно, я хочу, чтобы мои компании были здесь, я хочу трудоустраивать самых талантливых ребят, который окончили здесь университет.

Я призываю всех, кто обладает каким-то набором знаний, компетенций, опытом в этой сфере, тоже посвятить себя технологическому предпринимательству. Необязательно учреждать такие компании, можно просто прийти в них поработать. Важно делать собственные прорывные технологии, но не смотреть только себе под нос, не замыкаться в границах своего города, региона или страны. Нужно всегда стараться делать технологию, которая может иметь глобальное применение. Только так мы можем обеспечить лидерство. Попробую доказать это не на словах, а на деле. Дайте мне какое-то время. В тех компаниях, о которых идет речь, сегодня я единственный собственник.

Названия придумали?

— Там могут быть разные названия, журналисты тоже задали много вопросов: что это конкретно за технологии и т. д. Я хочу избежать этого, потому что любой такой комментарий с моей стороны создает перегретый ажиотаж какого-то вопроса. Мне хочется, чтобы информационное поле немного успокоилось и мы спокойно вели эту работу. Реалистично каких-то первых результатов можно ждать через один-два года. Прошу не ждать каких-то быстрых побед. Все-таки технологические разработки требуют времени. Самое главное — это люди. Нужно собрать определенную группу людей, провести исследования, постоянно стараться что-то сделать реальное, а не только в теории. Это разработки в области робототехники, искусственного интеллекта, блокчейна, биотехнологий.

Жить вы будете в Иннополисе, Казани, Москве?

— Я буду еженедельно здесь бывать. Моя семья живет все-таки в Москве. Но я думаю, это будет достаточно гибкий режим. Это могут быть разные регионы России. Хочу повторить, что важно не замыкаться в себе, никакой технологический предприниматель себя границами России не ограничивает. Нужно быть открытым, все развитие технологий построено на постоянном обмене идеями и навыками. Мы должны занимать активную позицию. Это то, чему нам нужно поучиться у наших западных коллег. С одной стороны, сегодня может быть негативный геополитический фон, но тем интереснее эти вызовы, нужно преодолеть геополитическое сопротивление. Я к этому готов и хочу продвигать российские разработки, в том числе за рубежом.

Ваша супруга, наверное, вздохнула с облегчением: времени у вас сейчас будет больше?

— Я думаю, что да. Она здесь главный бенефициар. Конечно, работа в правительстве — это серьезная нагрузка на членов наших семей, которых ты просто физически не видишь. Каждый год в среднем у меня было примерно 500 часов в самолете — это примерно 24 дня непрерывного перелета. У нас огромная страна. От Москвы до Владивостока лететь столько же, сколько от Москвы до Нью-Йорка.

Отпуск был?

— Отпуска были, но непродолжительные. Это хорошая, ответственная и интересная работа, я счастлив, что мне доверили в течение шести лет работать на государственной должности федерального министра. Это огромная ответственность. Я надеюсь, что не подвел своих руководителей — Дмитрия Медведева и Владимира Путина, у нас сохраняется хороший рабочий контакт. Надеюсь, что смогу принести пользу стране в сфере технологического предпринимательства, экономического роста, создания высококвалифицированных рабочих мест в России. Свою судьбу связываю с Россией и считаю, что здесь безграничные возможности для роста и развития в этой сфере.

А с Татарстаном что? Мы всегда здесь чувствовали вашу поддержку, вас не ревновали к республике?

— Может быть, такое и было, но, поверьте, я достаточно активно работал со всеми регионами России. Те самые 500 часов в воздухе — это перелеты по России. У нас очень большая, красивая страна. Это самые разные национальности, языки, и я, конечно, рад, что мне удалось это лично увидеть. Нужно побывать и в Калининграде, и на Чукотке. Буду развивать Россию тем способом, в котором у меня больше всего навыков, — это развитие современных технологий.