Пряничные километры и «дикая дивизия»: Владимир Еремеев продолжает делится воспоминаниями

...И вот мой наставник вернулся с отдыха. Поскольку к моей работе особых нареканий не было, меня оставили на время отпуска подменить второго водителя. Более того, нас перебросили на новый хлебозавод. Теперь мы развозили не только хлеб и батоны, но ещё пряники и кондитерские изделия.

Внешний вид хлебозавода № 1 мало изменился за прошедшие десятилетия, только вместо стареньких «газончиков» в ворота предприятия заезжают такие же потрёпанные бесчисленными рейсами «ГАЗели»

Со второго этажа здания комбината по наклонному винтовому лотку друг за другом, паровозиком, спускались коробки с пряниками. Грузчики как всегда где-то прячутся, скорее всего, в раздевалке «забивают козла». Гружу и считаю: «Воронежские», «Северные», «Ореховые», «Зареченские», «Клюквенные», «Шоколадные»... Сбиваюсь, вновь пересчитываю: всё сошлось!

Начальница экспедиции сочувственно смотрит, наверное, думая про себя: «Так будешь бегать с коробками, не протянешь и сутки». Бывает, что с первого дня знакомства устанавливается взаимная симпатия. Любовь Ивановна была лет на десять меня старше: стройная, красивая, с улыбкой, добавлявшей ей особый шарм. Увидев такую женщину на производстве, думаешь: зачем она здесь? А, может, как раз для того, чтобы скрасить трудовые будни? Чтобы рабочие одевались поопрятнее, чтобы не сквернословили по поводу и без.

Позже я увидел её с мужем: высокий, худощавый, в форме сотрудника милиции. Они были красивой парой. Оказалось, что он жил раньше у своих родителей рядом с нами, можно сказать, мы были соседями.

Пряники нужно было отвезти в магазин потребкооперации в Нурлаты. Это через Волгу на пароме и затем ещё километров пятьдесят. Всё лучше, чем целый день ездить по городу от магазина до магазина.

«ЗиЛы»-самосвалы 585-ой модели, выпускавшиеся в 60-х годах прошлого века, когда-то были обыденностью на дорогах Зеленодольска. На таком и работал отец нашего героя

Спускаюсь в промышленную часть города к пристани. По дороге проезжаю мимо территории «Автоколонны № 11», которую в народе называли «Дикой дивизией». Обслуживала она строительные предприятия города. Машины были не всегда чистые, в основном битые, гоняющие по своим правилам и маршрутам с грузом, который надо было «привезти ещё вчера».

Вся страна тогда в едином порыве строила «хрущёвки»: народ хотел горячую воду, тёп­лый туалет и кухню с газовой плитой. Партия спускала директиву за директивой: наращивать темпы, повышать качество. На маленьком экране чёрно-белого лампового телевизора (после включения которого через пять минут появлялся звук, а через десять — мутное изображение) на всех трёх каналах вещал герой соцтруда Николай Злобин о бригадном подряде в жилищном строительстве. Юморил Аркадий Райкин: «Кирпич бар — раствор юк, раствор бар — кирпич юк». Или местный партийный функционер рапортовал об успехах отрасли, самокритично отмечая просчёты отдельных районов.

В 70-х, в самом начале этой грандиозной стройки, мой отец работал на самосвале «ЗиЛ-585» (такой зелёный с острым носом). Помню, он возил песок с карьера. Там, внизу, стояли два экскаватора, и к ним весь долгий светлый день июля один за другим подъезжали то «ЗиЛы», то «МАЗы», последние — с хромированными зубрами на длинном капоте. Стоя под погрузкой, машины с каждым высыпанным ковшом всё больше приседали и охали, пока задние рессоры не загибались в другую сторону. Затем, натужно ревя, гуськом поднимались вверх. Шофера высовывали головы из окна водительской двери, чтобы не дышать горелым маслом, проникающим от двигателя в кабину.

Я ждал отца на выезде из карьера, мама готовила ему нехитрый обед: два варёных яйца, пучок зелёного лука, бутерброд с колбасой, пресные лепёшки, кефир в стеклянной бутылке с крышечкой из фольги. Пока отец был занят обедом, я сидел и крутил огромную баранку. До педалей ещё не доставал.

Почему многие из нас идут по стопам родителей? Может, сидит веками закреплённое в нашем сознании убеждение, что сын извозчика должен быть непременно извозчиком? А иногда и родители влияют на нас самым непосредственным образом, ломая жизнь ещё неопределившемуся в выборе профессии ребёнку.

С такими воспоминаниями я въехал на паром. Построенный ещё при Николае II Романовский мост пропускал через себя длинный состав товарного поезда, усиливая перестук вагонных колёс многотонным бряцанием железных балок. Паром замедлил ход: недалеко за баржой шёл теплоход, пассажиры стоят на палубе, до нас долетают слова песни: «Течёт река Волга, а мне семнадцать лет...». Голос Людмилы Зыкиной постепенно стихает за сочным гудком — капитан так выразил своё беспокойство по поводу снующих туда-сюда рыбацких моторок почти на фарватере.

«Наверно, выше по реке недавно открыли шлюзы, появилось течение и пошла рыба», — подумал я, объясняя себе всю эту суету рыбаков. Вспомнил, как в детстве с отцом с восходом солнца ближе к противоположному берегу ставили на якоря деревянную лодку, опуская на капроновом шпагате кормушки, доверху набитые хлебом, распаренным горохом и овсом. Прицепив к этому шпагату через свинцовое кольцо леску с крючками с наживкой, ждали поклёвок. Иногда не клевало, и отец сетовал, что нет течения, и поэтому нет рыбы. И к моему огорчению, оставался на вечерний клёв...

Продолжение — в следующих номерах