Муфтий Татарстана Камиль Самигуллин ответил на самые важные вопросы для мусульман: запрет никаба, проект рукописного Корана и СВО

«У людей, приехавших в хадж неофициально, зачастую нет возможности заселиться в гостиницу. А на улице 50 градусов в тени»

— Камиль хазрат, не так давно завершился хадж — важнейшее событие для всех мусульман. Расскажите о том, как он прошел. Итоги, впечатления, особенности этого года?

— Как известно, квота на хадж для нашей республики в этом году составила 1800 мест. Услуги по организации хаджа в Татарстане оказывает официальный хадж-оператор. И он создан при Духовном управлении мусульман РТ. Хаджиев из Татарстана сопровождали 20 врачей различных специальностей. Круглосуточные медпункты были организованы во всех отелях размещения татарстанцев и в долине Мина и оснащены всем необходимым оборудованием и медикаментами. Кроме того, в долинах Муздалифа и Арафа врачи также сопровождали хаджиев. Пользуясь случаем, хотел бы поблагодарить за это Минздрав Татарстана. Благодаря слаженной работе организаторов хаджа и наших медиков все наши паломники, Аллага шөкер, вернулись домой живыми и здоровыми. Ни одного несчастного случая за сезон хаджа в 2024 году среди татарстанских паломников не было.

Температура воздуха в местах паломничества поднималась выше 50 градусов в тени. Находиться на улице, тем более под открытым небом, под солнцем, было очень опасно. В этом году среди хаджиев есть погибшие, в основном это были пожилые люди и те, кто приехал нелегально, без размещения в отелях. Между тем властями рекомендовано было не выходить из помещений на открытый воздух без особой необходимости. В мечети «Аль-Харам» — четыре этажа, на самом верхнем — крыша, ходить по нему в дневное время очень опасно. Руководители групп из Татарстана выстраивали логистику передвижений очень грамотно: если в мечети было слишком многолюдно, то некоторые ритуалы, такие как обход вокруг Каабы, они откладывали на ночное время, когда можно и по четвертому этажу пройти. Либо старались размещаться на первых трех этажах, где работают кондиционеры.

Такая слаженная работа оператора «ДУМ РТ Хадж» позволила организовать паломничество для татарстанцев на достойном высоком уровне. Надеюсь, у всех хаджиев остались хорошие впечатления от главной поездки в их жизни и они будут рекомендовать ее другим людям, и именно через официального оператора. Это касается и малого паломничества (умры), и обязательного паломничества.

Озвучивалось, что в этом сезоне хаджа было 10 миллионов паломников и только 2 миллиона из них — «официальные». Остальные приехали самостоятельно либо прибыли в Саудовскую Аравию по визе умры и окольными путями остались до завершения хаджа, где-то прятались, чтобы потом совершить обряды. Мы слышали, что из одной только Турции нелегально приехали 500 тысяч человек, это при 100-тысячной квоте на страну. Так что в цифру 10 миллионов человек можно легко поверить. А у людей, приехавших неофициально, зачастую нет возможности заселиться в гостиницу. И вот представьте: на улице 50 градусов в тени, ты как в бане и тебе негде укрыться, везде столпотворение...

В то же время правильно будет, если количество смертей в сезон хаджа учитывать в соотношении с общей массой людей. Скажем, сколько смертей в день в Казани с полуторамиллионным населением? Немало. А в дни хаджа в Мекке было 10 миллионов! Вполне естественно, что ежедневно в мир иной уходили несколько человек. То есть это не так страшно, как иногда преподносят в СМИ. Хотя, конечно, если сравнивать с прошлыми постпандемийными годами, число смертей было гораздо большим.

— Все-таки погодный фактор?

— Да, в том числе.

— Давайте поясним для наших читателей. 1800 человек — это квота для хаджиев. А те, кто едет в умру, это уже отдельная цифра?

— Да, и она не ограничена. Умра совершается в любое время года. Бывает и так, например, что у человека есть бизнес-виза, он едет по своим делам в Джидду и параллельно решает совершить малое паломничество: между Джиддой и Меккой всего 70 километров, он берет такси и совершает умру. А хадж совершается только в определенное время года, только во время Курбан-байрама. Когда мы отмечаем этот праздник, происходят основные события и обряды хаджа.

— То есть тот, кто пока не готов по каким-то причинам ехать в хадж, может в течение всего года совершить поездку в виде умры?

— Да, в любое удобное время. Это дополнительное, то есть необязательное поклонение. В отличие от хаджа, который обязателен для мусульманина, имеющего возможность собрать средства и преодолеть дорогу. При этом дорога должна быть безопасной, а сам он должен оставить часть средств своей семье.

«Если не ограничивается то, насколько человек может раздеться, почему нужно ограничивать то, насколько он может одеться?»

— Хотелось бы поговорить о достаточно острых темах, связанных с межнациональным согласием в России. Мы видим, что здесь есть проблемы, вызванные негативным информационным фоном, в частности вокруг событий в Махачкале. Видим, что активно обсуждается тема ношения никаба. Каково ваше отношение к этим последним событиям?

— Если говорить об актах экстремизма, то мы в ДУМ РТ боремся с ними идеологически. Проповеди в мечетях, издание литературы, телевизионные программы, примечетские курсы, образовательные стандарты — используем для этого все свои площадки и интеллектуальные, информационные ресурсы. Бороться нужно с самой идеей радикализма, а не с внешними атрибутами. Поскольку в нашей стране не ограничивается то, насколько человек может раздеться, почему тогда нужно ограничивать то, насколько он может одеться?

Теперь о никабе и хиджабе. Вопрос никаба для наших территорий не актуален. У нас крайне редко можно встретить женщину в никабе. Больше всего женщин в никабе я видел в московском ГУМе: понятно, что это были приезжие арабки, для которых никаб — традиционная одежда.

Что касается фетв о временном ограничении ношения никаба в Дагестане и других регионах, то скажу так: фетва выносится для отдельного региона, а в России их свыше 80. В каждом сложилась своя особенная ситуация в религиозной сфере, соответственно фетвы в регионах могут отличаться. Поэтому неправильно из Татарстана обсуждать фетву, принятую в Дагестане, нам неизвестны обстоятельства, которые стали причиной такого решения. Муфтий Ахмад афанди принял его — значит, у него были основания.

Для Татарстана вопрос никаба неактуальный. А раз неактуальный, мы поначалу и не реагировали на него. Реагировать пришлось, когда вкупе с никабом стали говорить и о хиджабе. Сейчас лоббируется и бурно обсуждается законодательная инициатива по ограничению ношения любой религиозной одежды в общественных местах и образовательных организациях России. И в пояснительной записке к законопроекту открыто несколько раз упоминается хиджаб. Ношение хиджаба для женщины, или покрытие всего тела, кроме лица и кистей рук, является приказом Всевышнего, то есть обязательным предписанием в исламе. Если хиджаб запретят к ношению в общественных местах, в образовательных учреждениях, мы придем к тому, что девушки и женщины, соблюдающие религию, будут вынуждены сидеть в четырех стенах и перейти на домашнее обучение и работу на дому. Другими словами, мы ограничим права наших граждан на общедоступное образование и профессиональную самореализацию. Как можно с этим согласиться?

Есть вероятность, что все эти ненужные и вредные обсуждения и инициативы спровоцированы только для того, чтобы продемонстрировать, что после терактов в Дагестане против идей радикализма в России предпринимаются меры. Но если мы строим здоровое общество, если мы говорим о любви к Родине и о патриотизме, призываем к межнациональному согласию и к сохранению традиционных духовных ценностей, то каждый россиянин, независимо от своей религиозной и национальной принадлежности или даже с атеистическими взглядами, должен чувствовать себя комфортно, быть полноценным гражданином нашей страны.

Хиджаб — это и есть самая настоящая традиционная духовная ценность, потому что это — целомудренная одежда. Если нет ограничений на степень раздетости человека в общественном месте, если на откровенный, вульгарный стиль одежды в России нет никаких запретов, то и религиозная одежда должна оставаться правом и личным делом женщины. В исламе нет принуждения — религию соблюдают только по собственной воле, почему тогда в демократическом светском обществе хотят запретить носить на голове платок? Логичным был бы тогда закон о запрете на принуждение женщин покрываться.

— В Казани ежегодно проходит Международный экономический форум «Россия — Исламский мир: KazanForum», скоро будет саммит БРИКС. Принимая этот закон, какой посыл хотят дать депутаты исламским странам? Приедут женщины из Ирана, из ОАЭ — будем заставлять их одеваться так, как того требует наш закон? Или, скажем, в зоне СВО служит много ребят-мусульман. Их жены и дочери — соблюдающие мусульманки, носят платок. Вместо того чтобы взять на себя заботу о них, депутаты против их интересов и прав лоббируют антиисламские законопроекты.

— Мусульмане — не чужаки на своей Родине, мы — коренные народы России, которые веками исповедовали ислам и приняли его даже раньше, чем произошло крещение Руси. Мы на разных этапах общей истории защищали экономические и политические интересы России, ее государственные границы. Даже в сталинские времена, в годы войны с мусульман были сняты ограничения, а в дореволюционной России проблем с одеянием и вовсе не было: все одевались так, как считали нужным. Женщины в России всегда покрывались. Старинные фотографии начала ХХ века, которые дошли до наших дней, свидетельствуют о том, что традиционная одежда всех женщин в России — русских и нерусских — покрывала их с головы до ног, кроме лица и кистей рук, или, другими словами, была хиджабом. Есть и более древние свидетельства — взгляните на иконы. Или вспомните, как изображали художники Деву Марию — мать пророка Исы алейхи салям.

Разговоры о запрете религиозной одежды — это очень опасная тенденция, которая разжигает межнациональную рознь в российском обществе.

«Если речь идет о необходимости идентификации личности, не нужно зацикливать эти проблемы на представителях одной религии»

— Как все-таки общество должно прийти к консенсусу по этому вопросу? И общество, и политики, потому что вопрос уже перешел в плоскость законодательной инициативы. Что делать дальше для того, чтобы сохранить межконфессиональное согласие, которое у нас всегда было и, надеемся, будет?

— Самое главное, чтобы все мы искренне стремились сохранять мир в нашем обществе, а не давали волю своей субъективной неприязни по отношению к кому-либо. Мне тоже, может, что-то не нравится — как кто-то себя ведет, как одевается, что ест... Но это не значит, что я могу ущемлять в правах своего соседа, такого же гражданина, как и я, только потому, что он живет не в рамках моих мировоззренческих представлений. Да, мне не нравится, как одеваются некоторые женщины. Как с этим быть? Аллах дал мне глаза, но Он дал мне также и веки, которые могут закрыть мои глаза. Я могу просто не смотреть на них. Есть такое понятие, как Cима’ и Истима’ — «слышать и слушать». Это — разные понятия, как и «видеть и смотреть».

Надо уметь общаться и договариваться. Татарстан является прекрасным примером уважения и терпимости по отношению к культуре, традициям и убеждениям своих соседей. В своем многообразии и прекрасна наша страна. Но если большинство будет указывать меньшинству, во что верить, как одеваться, что есть, на каком языке разговаривать, — ничего хорошего из этого не выйдет.

— Мы периодически слышим такой аргумент, что в Татарстане женщины так не одевались, была другая форма национальной одежды, другой платок, тот же калфак. Хотя справедливости ради скажем, что и джинсы тогда не носили...

— На самом деле, здесь есть небольшая подмена понятий. Если мы заглянем в старинные книги, в те же записки Карла Фукса, то там четко описывается, что богатые татарки закрывали лицо. В 1918 году в Москве состоялся Всероссийский съезд мусульман с участием 820 делегатов со всей страны. Они приняли решение, что никаб не является обязательным в шариате. Но это решение как раз и указывает на то, что никаб среди мусульман России и, в частности, среди татар был распространен. Сегодня этот вопрос неактуален для отечественной уммы. Нет такого, чтобы по улицам ходили миллионы женщин с закрытыми лицами.

Если речь идет об общественной безопасности и необходимости идентификации личности, не нужно зацикливать эти проблемы на представителях одной религии, нужно правильно формулировать посыл. Но авторы законопроекта публично говорят именно о запрете никаба, а про балаклавы, мотоциклетные шлемы, медицинские маски, шарфы, аниматоров в костюмах ростовых кукол и Дедов Морозов они обещают, что их закон касаться не будет.

«ГЖФ обратился в ДУМ РТ для адаптации соципотеки к нормам шариата»

— Хотелось бы поговорить о мусульманском образовании. Мы знаем, что сейчас идет приемная кампания в исламские вузы, в том числе у нас в республике. Каковы отличительные особенности этой кампании? И как меняются потребности в кадрах у Духовного управления мусульман РТ, у наших мечетей и их прихожан?

— Если сравнивать с 1990-ми и началом 2000-х, в системе исламского образования в Татарстане поменялось всё. В то время люди испытывали духовный голод, поэтому был большой запрос на обучение в медресе. Сегодня желающих не меньше, но в основном они получают религиозное образование в качестве «ликбеза»: посещают примечетские курсы, поступают на вечернюю, заочную формы обучения в медресе, чтобы узнать свою религию.

Сейчас татарское мусульманское сообщество развивается в разных направлениях, и потому возник кадровый спрос на специалистов с профессиональными знаниями по исламским финансам, по Куръану, по каллиграфии, по разным богословским наукам, по лингвистике, издательскому делу, медиатехнологиям, стандартам халяль и пр.

Осенью прошлого года в четырех регионах России стартовал эксперимент по исламским финансам. В Татарстане на сегодняшний день ДУМ РТ разработало 15 уникальных исламских продуктов для 14 финансовых организаций. Но важна не только разработка продуктов, но и их дальнейший аудит. И тут я удивлю вас: шариатские специалисты ДУМ РТ сейчас востребованы в «Ак Барс» Банке и других организациях. Специалисты по исламским финансам готовятся в РИИ. Добро пожаловать!

Есть еще одно востребованное направление — подготовка курра-хафизов. Это специалисты, которые обладают знаниями в чтении наизусть Куръана по десяти кыраатам. До революции среди татар было много курра-хафизов, например — Муса Бигиев знал десять кыраатов. Сегодня у нас четыре татарина — курра-хафиза, а в других регионах и вовсе практически нет таких специалистов.

В последнее время в Казани новое дыхание обрело искусства хатта, то есть каллиграфии. Каллиграфы тоже очень востребованы в татарско-мусульманской умме. Этот дефицит особенно ощущается, когда строятся мечети и начинается их внутренняя отделка, которая часто в результате оставляет желать лучшего. Единственный центр в стране, где можно профессионально обучиться каллиграфии, — это Российский исламский институт. Здесь возродили нашу татарскую школу каллиграфии, есть свои ученики, то есть теперь у нас нет необходимости в иностранных специалистах.

Иными словами, сегодня у нас есть острая потребность в узких специалистах, которые реально глубоко знают свое направление — исламское право, семейное право, исламские финансы, каллиграфия, знание Куръана, толкование Куръана и так далее. Это указывает на высокий уровень развития уммы.

— Человек в медресе прошел курс обучения и стал специалистом по исламскому праву или по другим направлениям, о которых вы сказали. Как он может применить это в реальной жизни?

— В реальной жизни — это работа в Совете улемов ДУМ РТ и других наших структурах: в ИД «Хузур», Комитете по стандарту «Халяль», БФ «Закят», «ДУМ РТ Хадж», исламских учебных заведениях... Помимо этого, у ДУМ РТ есть много смежных проектов с госструктурами, иностранными организациями, зарубежными религиозными институтами. Если человек на самом деле профессионал, он всегда найдет себе применение.

— Какие это 15 продуктов исламского банкинга, о которых вы сказали?

— Ипотека, дебетовые карты, расчетные счета для юрлиц и физлиц, проектное финансирование, лизинг, факторинг, эквайринг, поручительство, пенсионные накопления, кешбэк, инвестиции и ценные бумаги, рассрочка...

Самый большой интерес общественности, пожалуй, вызвала социальная ипотека от ГЖФ. Очень много мусульманских семей, особенно учитывая, что они, как правило, многодетные, нуждаются в улучшении жилищных условий, но не могут себе позволить социальную ипотеку по религиозным убеждениям. Поэтому ГЖФ обратился в Духовное управление мусульман РТ, чтобы мы изучили возможности для внедрения условий соципотеки, соответствующих нормам шариата. Новую ипотечную программу разработали в РИИ, улемы ДУМ РТ ее проверили и одобрили.

Интересные продукты из последних — это халяльный кешбэк и торговый экварийнг.

Есть еще один любопытный продукт — эндаумент-фонд, куда аккумулируются неотчуждаемые средства некоммерческой организации. Пример эндаумент-фонда — Нобелевская премия. Нобель, как известно, завещал продать свое имущество, вложить вырученные деньги в ценные бумаги и все дивиденды с них использовать для вручения премии. По этой системе работают многие европейские университеты.

В наших реалиях это тоже применимо. До революции у татар было принято строить мечети, а возле нее возводить вакуфные здания — магазины или доходные дома. На эти средства содержали приход. Эндаумент-фонд может заменить недвижимое имущество. Например, при лицее-интернате № 1 в Альметьевске создан такой фонд. Школа зарабатывает халяльные средства с помощью управляющей компании на свое содержание. Планируем распространять опыт и на другие наши организации.

«У образовательного центра на берегу Казанки появились потенциальные спонсоры»

— В продолжение темы образования: что вы думаете об итогах работы Болгарской исламской академии?

— На сегодняшний день в стенах БИА подготовлено 16 докторов наук. По татарскому богословскому наследию в БИА защитили 5 докторских и 14 магистерских работ. В разработке по этой теме еще 8 докторских диссертаций и 9 магистерских. Нужно учитывать, что доктора наук — это штучные специалисты, их не должно быть много.

Шесть лет — все-таки недостаточный срок для объективной оценки работы вуза. Мы, на самом деле, только в начале пути. Академия продолжает свое формирование, двигается в хорошем направлении. У нас есть профессионалы, есть учителя — носители языка, есть именитые визит-профессора. Студенты имеют уникальную возможность общаться с выдающимися умами современной мусульманской мысли и получать у них знания.

Все условия для воспитания ученых-алимов и предоставления хорошего богословского образования у БИА есть. Нужно только время, чтобы академия раскрыла свой потенциал.

— Как вы считаете, академия должна остаться в Болгаре или все-таки есть какая-то почва под разговорами о том, что неплохо было бы перевести ее в столицу Татарстана?

— В Казани уже не один год работает представительство БИА. Там обучается казанская группа. Есть очень ценные хазраты, которых мы не можем оторвать от производственных процессов и направить учиться в Болгар, поэтому для них создали возможность обучения по выходным в Казани. Но Болгар — это наша основа. Академия названа Болгарской.

— Какие новости есть относительно проекта мусульманского образовательного центра на берегу Казанки?

— Пока что мы прорабатываем проект. Уже появились потенциальные спонсоры. Мы хотим создать не только школу, но и детский сад при ней. Площадь участка позволяет это сделать — в ней 4 гектара земли. Ранее мы обсуждали, что преподавание будет только на татарском языке. Сейчас рассматриваем вариант, что все-таки школа должна быть двуязычной, с равным преподаванием татарского и русского языков.

— А что с той территорией, где первоначально планировалось строительство Соборной мечети?

— Она пока что свободна. Участок передан ДУМ РТ, он на нашем балансе, и мы в размышлениях.

— По Соборной мечети вопрос тоже пока открыт?

— Надеемся, что в скором времени начнется движение.

— В прошлом году в Ново-Татарской слободе Казани был разрушен памятник купцу Ибрагиму Юнусову. Следите ли вы за судьбой этого надгробия и других подобных памятников?

— Эту работу у нас уже на протяжении 26 лет реализует уважаемый Ильяс хазрат Зиганшин, директор медресе имени 1000-летия принятия ислама. Он разыскал могилы многих хазратов и наставников, похороненных на Старо-Татарском кладбище, это выдающиеся ученые-богословы татарского народа. Всего свыше 50 мусульманских религиозных деятелей, просветителей и ученых. Ильяс хазрат составил путеводитель по их могилам. Каждый год он вместе со своими шакирдами, с коллективом ДУМ РТ, с шакирдами медресе «Мухаммадия» организует субботник на кладбище, мы прибираем могилы, а затем вместе 2 мая собираемся на День памяти наставников и совершаем дуа у мест захоронений, делаем обход, слушаем биографии этих выдающихся личностей.

В этом году впервые на 12 могилах разместили таблички с QR-кодами. Теперь посетители кладбища, отсканировав QR-код с помощью мобильного телефона, могут мгновенно получить подробную информацию о биографии и творчестве покойного деятеля. В дальнейшем такие таблички появятся на всех могилах, которые ДУМ РТ взяло под шефство. На этих могилах можно увидеть определенный знак — полумесяц желтого цвета, чтобы их можно было увидеть издалека.

Какие-то памятники приходится менять из-за ветхости, и Ильяс-хазрат собирает эти эпитафии и хранит в медресе 1000-летия принятия ислама. У него там целый музей.

«Если и в мечетях остановится родная речь, то где нам еще ее слышать?»

— В свое время вы активно выступали за то, чтобы татарский язык как можно активнее звучал в мечетях, в том числе в виде проповедей. Как сейчас обстоит с этим дело, с учетом того, что в мечети ходят не только татары, но и мусульмане других национальностей?

— Все пятничные проповеди у нас по-прежнему читаются на татарском языке. Эта установка не относится к другим мероприятиям в мечетях: к урокам, собраниям и так далее. Но джума-намазы имамы обязаны проводить на татарском языке. В Казани определена одна мечеть — Бурнаевская, где проповеди проходят на русском языке.

Противники татароязычных проповедей были и есть. Они будут и в том случае, если мы поменяем этот порядок. Что, например, ответить пожилому татарину, который хочет слушать проповедь на родном языке? У нас не так много представителей разных национальностей, чтобы переходить на русскую речь. Тем более что узбекские, киргизские, казахские братья легко понимают татарский язык или могут выучить его.

Как-то ко мне подошел один молодой человек и сказал: «Я так критиковал вас за это решение! Я сам — татарин, но не понимал татарского языка, соответственно, не понимал и проповеди. Ругался на вас за глаза. Но прошло два года, и как-то, сидя на проповеди, я поймал себя на мысли, что понимаю, о чем говорит хазрат. То есть я начал понимать свой родной язык. Прошу простить меня за те слова». Согласитесь, очень показательный пример.

— Вопрос о языке проповеди можно поставить и другим образом: почему в период хаджа все стремятся провести джума в мечети и слушают проповедь на арабском языке, хотя, скорее всего, ничего не понимают? Если и в мечетях остановится родная речь, то где нам еще ее слышать? Что важнее — сохранить свою культуру и традиции и послушать проповедь на своем родном языке или уважить приезжего гостя?

— Вопросов много, тема — дискуссионная, но нельзя подходить к ней однобоко, мол, «мы не понимаем татарский язык, давайте и вы все тоже его забудьте, подстройтесь под нас». Мы создали бесплатную онлайн-платформу по изучению татарского языка — пользуйтесь! Если человек хочет изучать свою религию, у него есть возможность делать это на том языке, который он понимает, — и на примечетских курсах, и в онлайн-медресе.

В Чеченской Республике, кстати, не очень переживают, поймут ли приезжие гости проповедь имама на чеченском языке.

— Еще одна из достаточно больных и активно обсуждаемых тем — миграция. Мы видим, что к нам не первый год приезжает достаточно большое количество людей из бывших советских республик, многие из них мусульмане. Как вы смотрите на взаимодействие «татарской» версии ислама с их взглядами? Есть ли здесь проблемы или, может быть, они больше надуманные?

— Проблемы озвучивают в основном по поводу ментальной или культурной разницы. Мечети открыты для всех верующих независимо от гражданства, но вопросы пребывания мигрантов, их социализации в местное общество, трудоустройства, помощи с документами не относятся к компетенции ДУМ РТ. Эти вопросы — в ведении тех служб, которые занимаются миграционной политикой. В Татарстане почти все имамы мечетей — татарской национальности. Так сложилось не потому, что мы отбираем их по национальному признаку, а потому, что имам в Татарстане должен владеть татарским языком. Поэтому с минбаров мечетей имамы транслируют татарские традиционные ценности.

Когда нам приводят примеры мигрантов-правонарушителей, я могу сказать, что уже по их поведению очевидно, что они не прихожане мечетей. И в мечетях их точно искать не стоит.

«Даже в нашей стране есть регионы, где очень сложно построить мечеть»

— Какие мечети в Татарстане сейчас находятся в стадии восстановления? Мы знаем, что в Казани есть исторические мечети, которые в этом нуждаются. И как обстоит дело со строительством новых?

— В Татарстане строительство и реставрация мечетей не прекращаются. В настоящее время идут восстановительные работы в старинной каменной мечети в селе Маскара Кукморского района, в старинной деревянной мечети в Высокогорском районе.

В Казани скоро должно завершиться восстановление Белой мечети в Ново-Татарской слободе, мечети Марджани. Были ремонтные работы в Бурнаевской мечети, ожидает ремонта Закабанная мечеть. Ну и ждем начала строительства новой большой Соборной мечети.

— А что вы думаете о мечети в Альметьевске, пережившей коренную реконструкцию? Ее образ поменялся, честно говоря, до неузнаваемости, сейчас мы видим суперсовременный стиль, хай-тек. Как на это реагируют прихожане и как вы к этому относитесь?

— В любом вопросе может быть много мнений. Самое главное, чтобы наши мечети были живыми, не пустовали и не закрывались. В мире есть такие места, где мечети стоят закрытыми. Есть такие регионы, даже и в нашей стране, где их очень сложно построить. Например, очень много вопросов возникает в Краснодарском крае. В самом Краснодаре, например, нет мечети.

У нас мечети активно строятся, ремонтируются и открываются. Их облик может кому-то нравиться, кому-то нет, они могут быть современными или классическими... Но главное — внутри. Мечети должны быть центром притяжения для татарского народа, центром общественной жизни, полезными для людей.

Я считаю, что мечеть имени Ризы Фахретдина с этой функцией будет справляться в полной мере. Там есть и общественное пространство, и учебные классы, и джаназа-хана, где очень удобно провести обряд омовения покойного и проститься с ним, и огромный красивый банкетный зал. То есть Соборная мечеть теперь стала комплексом, религиозно-просветительским центром. Она по своему функционалу отвечает всем требованиям современности. Мы должны только поблагодарить тех, кто участвовал в этом благом деле.

«В зону СВО доставляем в основном халяльную провизию, запчасти, исламскую литературу, белье»

— Достаточно много людей из нашей республики участвуют в специальной военной операции, и среди них немало мусульман. Хотелось бы узнать, как муфтият поддерживает их духовно.

— У нас есть специально подготовленные полковые имамы в зоне СВО. Кроме того, мы ездим к солдатам регулярно сами и доставляем гуманитарные грузы. Состав грузов собираем исходя из пожеланий солдат на средства, которые помогают собирать имамы в районах. Все товары передаем непосредственно в руки солдатам, а не оставляем где-то на КПП или на границе. В основном доставляем халяльную провизию, запчасти, исламскую литературу, белье.

В мае доставили уже шестой по счету груз. Там посещаем и госпитали, и наших бойцов на линии фронта. У ДУМ РТ есть подшефная воинская часть, большинство бойцов в которой — татарстанцы.

— Как вы считаете, как влияют на иман все те испытания, достающиеся людям, которые пошли туда служить? Укрепляют? Или есть разные истории?

— Сами бойцы СВО все как один говорят, что у них там атеистов нет. Когда трудно и страшно, человек ищет помощи у Всевышнего. Неспроста там организуются мобильные маленькие мечети, маленькие храмы. В подшефном Лисичанске мечети нет, но в Луганске и Донецке есть большие красивые мечети, где проводятся даже пятничные молитвы. Я проводил в Луганске джума, ребята из Татарстана об этом услышали и тоже приехали. После намаза мы очень тепло пообщались.

— У вас есть взаимодействие с Казанской епархией по этой части?

— Разумеется, мы взаимодействуем. Как раз в скором времени планируется совместная поездка с представителями епархии в Луганском направлении.

У нас в целом много совместных проектов. Например, недавно обсуждали издание книг с рабочими названиями «Православному об исламе» и «Мусульманину о православии». К этой идее мы пришли, потому что мусульмане и православные, которые веками уже живут бок о бок, зачастую не знают о культуре и традициях друг друга. Если спросить обычного православного, что такое Курбан-байрам, он ответит — барашка режут. Спроси у мусульманина, что такое Пасха, скажет — яйца красят. А сути и истории этих праздников не знают.

В Куръане говорится: «О люди! Мы сотворили вас из мужчины и женщины и сделали вас народами и племенами, чтобы вы познавали друг друга. Но самый достойный из вас перед Аллахом — более богобоязненный. Поистине, Аллах — Знающий, Сведующий» (13-й аят суры «Аль-Худжурат» («Комнаты»)). Всевышний сообщил, что все народы имеют единое происхождение и если они будут стремиться к познанию друг друга, то начнут помогать друг другу и поддерживать в радости и в беде. Поэтому нужно знать культуру и историю своих соседей.

Думаю, в скором времени мы этот проект начнем и, даст Бог, быстро завершим. Удивительно, но ранее в России таких книг еще не издавали.

«Сейчас мы делаем великий шаг: рукописный Куръан по правилам каллиграфической науки»

— В нашей прошлой беседе мы уже говорили о ваших проектах по книгоизданию, но хотелось бы еще раз вернуться к теме. Какие крупные проекты, связанные с богословской мыслью, с историей, вы планируете в ближайшее время?

— В основном работаем над татарским богословским наследием. Сейчас мы активно переводим на современный татарский язык рукописный тафсир Мухаммада Мурада Рамзи. Этот труд объемом более 700 страниц был написан ученым в 1927-30 годах, когда он жил в китайском городе Чугучак. Рамзи был выходцем из Сармановского района, 36 лет преподавал в Мекке, умер в Китае. Я считаю, что издание станет заметным достижением для отечественной богословской мысли. Работа над книгой кропотливая и сложная, потому что автор использовал чагатайское наречие. И это, помимо прочего, рукописный труд, поэтому сложно прочитать некоторые слова.

Можно перечислить много книг, которые находятся на стадии перевода и редактуры. Но самый знаковый — это наш рукописный Куръан. Если помните, этот Мусхаф мы начали писать в 2022 году в честь 1100-летия принятия ислама в Волжской Булгарии. На сегодняшний день написано уже 23 джуза из 30. Подготовка рукописного Мусхафа — полностью заслуга казанских специалистов, которые обладают навыками написания и проверки. Проект представляет высокую научную ценность для российского корановедения и отечественной исламской богословской мысли. Кроме того, он станет произведением каллиграфического искусства и первым шагом к возрождению утраченных татарских традиций в исламской науке Ильм аль-Хатт.

В составе комиссии по подготовке рукописного Куръана также всемирно известный мусульманский ученый из Дубая, богослов, глава Комиссии по подготовке Куръана Дубайской международной премии Священного Куръана (DIHQA), обладатель наивысшей степени по хифзу Куръана, потомок Пророка Мухаммада ﷺ шейх Маъмун ар-Рави. Он считает, что казанский рукописный Куръан, скорее всего, станет эталонным мусхафом, то есть с него будут писать другие мусхафы. А опыт подготовки рукописного мусхафа в современном мире существует в КСА, Турции, ОАЭ, Бахрейне, Кувейте, Катаре, Ливии, Марокко и Пакистане.

Когда допишем Куръан полностью, будет создана другая комиссия, которая будет вычитывать каждую букву и огласовку. После этого уже будем готовить к изданию. Так что это уникальный и самый глобальный наш труд, который будет соответствовать всем международным стандартам и тем стандартам, о которых писали Шигабутдин Марджани в книге «Фаваид аль-Мухимма» и Муса Бигиев в книге «Тасхих расми хат».

Мы до сих пор гордимся печатным «Казан басмасы», который был издан в 1803 году, и вот сейчас мы делаем другой великий шаг: Казанский Мусхаф в рукописном виде по правилам каллиграфической науки. Те, кто в теме, понимают значимость этого труда. Просто наслаждение смотреть на шрифт Казанского рукописного Куръана! Это будет очень красиво. Каждая буква в нем похожа на шамаиль.

Камиль хазрат Самигуллин
Глава Духовного управления мусульман РТ, муфтий Татарстана
Родился 22 марта 1985 года в п.Красногорский Звениговского района Марийской АССР.

В 2003 году окончил Северо-Кавказский исламский университет (Махачкала), в 2007 году — медресе в Стамбуле, в 2013 году — шариатский факультет КИУ, в 2018 году ‒ теологический факультет Российского исламского института.

В 2007-2008 годах был имамом в пгт Новоаганск Нижевартовского района Тюменской области. В 2008 году был избран имамом мечети «Тынычлык» в Казани.

В 2011 году возглавил издательский отдел ДУМ РТ. Работал заместителем муфтия по научной работе, являлся членом президиума ДУМ РТ, членом совета улемов ДУМ РТ, советником главного казыя РТ, руководителем экспертного совета ДУМ РТ. С 17 апреля 2013 года — муфтий Татарстана. В июле 2016 года стал директором медресе «Мухаммадия».

Доктор исламских наук.

Коран-хафиз.

Мастер спорта и обладатель черного пояса 1 дан по традиционному джиу-джитсу, обладатель коричневого пояса по бразильскому джиу-джитсу.