Конец лета, Ильин день и концерт Высоцкого: Продолжаем публиковать воспоминания нашего земляка Владимира Павловича Еремеева

...Лето перевалило за середину, на дворе уже август, кто ждал и жил летним теплом, отмечают про себя это с грустью. Остался месяц до наступления осени. Будет ли ещё бабье лето? День пошёл на убыль, ночи стали прохладнее, солнце не такое жаркое, да и садится раньше. Ещё дождь зарядит на день, а то и неделю сподобится лить, не нужен уж он нынче.

Деревенские и садоводы всё чаще затевают неспешные разговоры о видах на урожай. На Красной горке ветки яблонь свисают под тяжестью к земле всё ниже и ниже — много этот год дал яблок! Грибники уже шныряют по лесу с пустыми корзинами, перекрикиваясь и сетуя, что не пошёл ещё «первый слой» благородных грибов, одни сыроежки да мухоморы с кумачовыми шапками, и те уже лежат на боку.

Нет ещё в лесу того прелого грибного аромата, из которого растут непривередливые подберёзовики, подосиновики с яркими шляпками, да крепкие боровики!

И не слышно уже весёлого птичьего гомона, только иногда слёток, выпав из гнезда, прошуршит первой опавшей листвой, шевеля невысокую травку.

Рано ещё для грибов, начало августа только. Моя русская бабушка Настя говорила нам: «Ужо в церковь Гаринскую пойду, праздник седни, Ильин день, помолюсь за вас нехристей, свечей и масла лампадного возьму, а вам просвирку принесу». Сказывала, что Илья-пророк льдинку в реку сегодня бросил, поэтому купаться уже нельзя.

Через всё лихолетье, нелёгкую жизнь свою пронесла она веру в Бога, в Иисуса Христа... Рано потеряла мужа Фёдора: с Гражданской пришёл израненный весь.

А в начале Отечественной умер, до последнего дня работая старшим кондуктором на железной дороге. Кондукторы в то время принимали составы, оповещали о готовности движения поезда и, находясь в последнем вагоне, тормозили его при необходимости.

Так и не смог дед Фёдор в тот день подняться на тормозную площадку последнего товарного вагона, держа в руках два сигнальных керосиновых фонаря, упал, занеся ногу на ступень...

Был он коммунистом, сохранилась даже копия протокола заседания партийной ячейки об исключении его из партии за неявку на собрание... по болезни. Да, строга была тогда дисциплина! Шла чистка партийных рядов, обновлялась руководящая и направляющая по заданию Великого кормчего. С кем ей было не по пути — с врагами народа — расправлялись лихо, под жернова эти попадал даже простой люд.

Жили они внизу в Зелёном Доле, почти у самой Волги. Замуж бабушка больше так и не вышла, покойный Фёдор был красив, статен как заправский казак. Видно, не встретился ей больше такой.

На память о деде Фёдоре и бабушке Анастасии осталось потрёпанное временем довоенное фото. Только вера в Бога помогала им выжить и жить

Кормилицу свою коровёнку, которая паслась на заливных тогда лугах, пришлось продавать, ухаживать было некогда: сама работала в железнодорожной столовой поваром, готовила большей частью для начальства порционные блюда. Сосед-ирод, узнав, что корову продали, залез искать деньги, а старшая дочь Маня была дома. Убил он её оказавшимся под рукой безменом с бронзовой гирей на конце, и в подпол спустил.

Остались средняя Валя и сын Павел. Позже Валентина на фронт добровольцем ушла, а Павел, мой будущий отец, был ещё мал. Не любили они — ни он, ни бабушка — вспоминать тяжёлые военные годы. Лишь потом я узнал, когда был в гостях в Москве у своей тётки Надежды Ильиничны, что приехала она из голодной столицы и жила у моей бабушки, пока муж её с фронта не вернулся.

Вот и поёт нам о войне сегодняшний гость из Москвы, взял первые аккорды на гитаре своей семиструнной, зал притих. А как пропел первую строчку, мурашки по спине, смотрю, сосед мой, ветеран войны, набежавшую слезу утирает.

Росту среднего артист в водолазке чёрной, а голос мощный, с хрипотцой, зал весь заполнен — и его голосом тоже заполнен, прижат к креслам, не шелохнётся. Песня закончилась, а зрителей всё не отпускает: вот первый отошёл от гипноза — хлопнул в ладони, и, как по сигналу — зашёлся весь зал в аплодисментах.

Когда в городе появились афиши с анонсом концерта Владимира Высоцкого, даже трудно было поверить, что он будет петь в нашем ДК «Родина». Ещё в 1976-м, когда я ездил за «Явой» в Москву, мы останавливались с другом у его институтского товарища в огромном новом общежитии строителей, и тот взахлёб рассказывал, что только вчера в Красном уголке давал концерт Владимир Семёнович. «Нелегально, может быть, а чтобы с афишами, да в нашем провинциальном городке, возможно ли?!» — думал я.

Росту среднего артист в водолазке чёрной, а голос мощный, с хрипотцой...

Мы выросли, слушая его песни. Ходил я ещё школьником к любителю мототехники Александру, мастеру золотые руки, в гараж смотреть, как он свою машину ремонтирует, и, помогая ему, учился этому делу. Родители его из Сибири вернулись, купили здесь двухэтажный дом, «Волгу-21», а сын уже сам заработал на старенький «Запорожец» и «Яву», весь город у него ремонтировал мотоциклы.

Ездил он лихо, неоднократным чемпионом Татарии по мотокроссу был. Вся площадка перед его домом была местом сбора друзей, и звучали из катушечного магнитофона песни Высоцкого, до сих пор знаю их все наизусть. И в стройотряде в армейской полевой палатке стоял магнитофон «Комета», и нам не надоедали эти песни, в которых была отражена вся наша жизнь, каждый находил для себя что-то близкое и родное.

Уменье перевоплощаться — талант великого артиста, для всех он был свой, хотя не воевал, не сидел, не был альпинистом и вообще часто не был тем, от имени кого он пел эти потрясающие песни.

Закончился концерт, и я еду провожать своего кумира, следуя на мотоцикле за машиной. Еду, наполненный впечатлениями и радостью от встречи!..

Продолжение — в следующих номерах