«Гроза на Волге и первая зарплата в 190 рублей»: Владимир Еремеев продолжает делится воспоминаниями

...В один из жарких июньских дней к вечеру неожиданно налетел сильный ветер, небо моментально потемнело и началась гроза. Мы замешкались с подъёмом якорей, лодку начало крутить, подставляя борт к волне. Корма подтапливалась якорной верёвкой, отец её отрезал, оставив «кошку» на дне, и стал заводить мотор. «Садись на вёсла, поворачивай нос лодки к волнам!» — крикнул он мне.

Бросив отчерпывать воду, сажусь на скамейку и пытаюсь выровнять нос. Я слишком мал, даже длины ног не хватает упереться в шпангоуты. Ничего не получается и у отца, мотор не заводится. Тогда он сам садится за вёсла, мне же кивает на ведро и место на корме, где собирается вода.

Волны стали ещё выше, вода свинцовая, пошли «беляки»-барашки, корму подтапливало. Я по команде пролез под рукой отца на нос, сидя на сланях и упираясь шеей в носовую площадку, а ногами в шпангоут, вцепившись руками за борта, весь трясся скорее от страха, чем от мокрого ветра. Нос лодки поднимался так высоко, что мне казалось, что она вот-вот перевернётся. А отец, наверно, сначала испугался за меня (тогда мы понятия не имели о спасжилетах), но потом, когда начал контролировать ситуацию, развеселился, и успокаивая меня, взяв курс к берегу, запел.

Он грёб без остановки почти через всю реку, преодолевая ураганный ветер и волны. Уже когда показался берег, хлынул ливень. С тех пор я не люблю рыбалку на лодке и стал верить рассказам отца, что он до службы в армии легко вплавь преодолевал Волгу (он был жилистым и с шарами бицепсов).

Паром ударился о пристань, прервав мои воспоминания. Выезд из Нижних Вязовых и далее дорога вдоль полей — жёлтых, белых, зелёных от посевов пшеницы, бобовых или подсолнечника. Тут и там прямые линии берёзовых рощиц, чередуются небольшие татарские и русские деревни, улицы с колодцами и спуски в низины с родниками. Речки с деревянными мостиками и запруды с гусями и утками, а в лесочке спряталось от полуденного зноя стадо коров. Пастух в полудрёме прилёг под деревом, наблюдая одним глазом за подопечными. Авыл малайлары (деревенские мальчишки) шумной ватагой бегут купаться к речке, поднимая пыль и весело что-то крича.

Красивый язык! Жалею, что стал забывать даже то малое, чему меня учили аби и бабай. Некоторые выражения, шутки, пословицы могу понять, но перевести и передать всю красоту, глубину и мудрость, наверно, трудно даже специалисту. Нужно жить с этим народом, с его вековыми традициями и историей.

В сельпо продавец — матур кыз (красивая девушка), улыбнувшись над моим татарским, быстро организовала разгрузку и напоила меня чаем из трав и сухих веточек земляники, угостив кусочком губадии.

Обратный путь всегда короче. Заехал домой поесть перед ночной сменой, заправил машину и прибыл на завод. Ночью хлеб в магазинах принимают приёмщицы — люди, как правило, живущие рядом с магазинами, имеющие домашний телефон. Мы старались придерживаться графика, но мало ли: проблемы производства, поломки. Поэтому экспедиция звонила им перед выездом машины по рейсу. Чаще они нас ждали, бывало, мы их. Самое странное, что народ, живущий в этих домах, не жаловался на ночной шум от подъезжающих автомобилей, грохота подаваемых лотков хлеба. Наверно, все понимали: в семь утра хлеб для трудящихся должен быть на полках магазинов!

Уже под утро Любовь Ивановна угощает меня стаканом молока и горячей московской плюшкой — это было так вкусно! Мягкая, липкая от подтаявшего сахара, насыпанного сверху, легко отделяющаяся по слоям с ароматом ванили и сдобы... И ничего, что с небольшим механическим дефектом, зато совесть чиста — отбраковка.

Легко заснуть, даже помня, что через час-два снова на погрузку, когда так вкусно поел! Просыпаюсь от скрипа лотков по полозьям фургона, выхожу закрывать двери. Хлеб грузит женщина средних лет, указывая на крайнюю вагонку фургона, говорит, что в магазине №... выгрузишь вот эти лотки. Со сна не понимаю, какая разница: батоны они и есть батоны, а по наименованиям сдать — уже моя забота.

Охранник на выезде досматривает автомобиль, одним глазом глядя в накладную, другим — на открытую вагонку. Открывает ворота. При сдаче хлеба в магазин обнаруживаю, что батоны лежат на ребре и в лотке их на шесть больше, чем в накладной. И таких три лотка! Пытаюсь убрать лишние, но приёмщица не даёт, говорит, что Н... с завода придёт утром к открытию, и она с продавцом всё решит.

Потом, работая в торговле, узнал, как всё это решается просто: выручка от ворованного товара делилась пополам. Нас не учили этому ни в школе, ни в техникуме, не готовили к тому, что мы столкнёмся с «пережитком прошлого». То, что писалось в газетах, звучало по радио, показывалось по телевизору, шло вразрез с тем, что было в жизни. Конечно, факты мелких хищений иногда осуждались в СМИ — как единичные и чуждые нашему строю. Но на самом деле это явление было массовым. Даже те, кому претило воровство, вынуждены были это делать, ведь много столь необходимого для личного хозяйства невозможно было купить в магазине, начиная с обычного болта с гайкой.

Вот и существовал бартерный обмен: с завода несли болт, с пекарни — дрожжи, с лаборатории — спирт. А те, кто совсем терял совесть, занимались мелким воровством с целью продажи, им хотелось жить на широкую ногу «здесь и сейчас»: купить холодильник, цветной телевизор и даже машину.

Тогда я не забивал голову такими мыслями: социализм учил меня, платил повышенную стипендию 41 руб. 50 коп. Я мог бесплатно лечиться в любой больнице, был уверен, что поступлю в институт, буду востребован в народном хозяйстве, заработаю на легковой автомобиль, получу квартиру... И за своих родителей был спокоен: будут болеть — подлечат, а пенсии им хватит на вполне безбедную жизнь.

Вот и сегодня, сдав машину сменщику, я стою в очереди у окошечка за первой своей зарплатой в почти 190 рублей, и даже не верится, что так много! Переработка, выходные, ночные, экспедирование груза — набралось неплохо. Наставнику купил бутылку грузинского коньяка (сам я не пил спиртного), и он одобрил это словами: «Хорошо, мне больше достанется».

Дома мама прослезилась, пересчитывая деньги, вернула мне пятьдесят, сказав: «Купишь себе что-нибудь». Осознание того, что ты взрослеешь, у всех приходит по-разному: у кого-то с первым стаканом вина, у кого-то с первой ночью, проведённой с подругой или любимой, а у некоторых — с уверенностью, что ты сам зарабатываешь на жизнь. Счастливый и довольный собой, засыпая, я строил планы на выходной...

Продолжение — в следующих номерах